Хозяин выделил свободную комнату и под моим недовольным взглядом убрал всё застиранное тряпьё с деревянного настила кровати – не хватало мне ещё клопов кормить. Я улеглась на голые тонкие доски и попыталась уложить все прошедшие события в своей голове. Это получалось с трудом. Неподвижный тёмный потолок укоряюще нависал надо мной и никак не способствовал ускорению мыслительных процессов. Я пролежала, пялясь в него, всю ночь и большую часть следующего дня.

Какая-то часть меня отказывалась верить в то, что Рикардо виновен. Но он же и есть оборотень! И столько многое говорит против него. И нежелание поверить в то, что именно оборотень разодрал жителей Вольфаха, и спешное исчезновение его на празднике, а следом появился огромный волк и новость о ещё одной жертве… И даже то, что он – пришлый в Вольфахе! Может, он и был тем уцелевшим ребёнком? И спустя годы решил отомстить? Почему именно сейчас?! А смерть священника? Разве они не против самоубийства? Может быть, Рикардо остался только затем, чтобы вздёрнуть преподобного. На всякий случай. Чтобы тот не разболтал тайну исповеди…

Какая-то часть меня сопротивлялась и надеялась на разумное объяснение. Разумное? От получеловека-полузверя? Да хотя бы просто взглянуть в его бесстыжие глаза! Но для начала нужно рассчитаться с охотником, выполнившим обещанное. Я хотела поймать оборотня – охотник Иоганн это выполнил. И он совершенно невиноват в том, что оборотнем оказался мужчина, к которому меня тянуло с непреодолимой силой.

В городской ратуше Ганс Петерсен отсчитывал золотишко. И я тоже присоединила к внушительной кучке свою долю, значительно облегчив кошель. Ганс Петерсен внезапно настолько расщедрился, что отдал приказ накрыть праздничный стол там же, в здании совета. Ножки стола едва не прогибались под тяжестью блюд, наставленных на него. Охотник Иоганн сидел по правую руку Петерсена и оживлённо болтал, отвечая на вопросы первых лиц Вольфаха. Тосты звучали одним за другим и Иоганн раздулся от гордости до такой величины, что, того и гляди, лопнет. Я тоже задала ему несколько вопросов, ведь совсем ничего не знала об оборотнях. А бабушкины сказки оказались слабым подспорьем. Иоганн трепался всё больше и больше. Ещё не убив оборотня, он уже устраивал на словах грандиозную распродажу со скидками знакомым лицам.

– А шкура? – внезапно для себя спросила я.

– Шкура, кхе… Можно и шкуру, – приосанился Иоганн, назвав цену, – но сначала нужно будет дождаться, пока он обернётся полностью. Это может занять время.

– Оставайтесь у нас в Вольфахе! – выпалил кто-то.

– А что? Я могу, – скромно проронил Иоганн, – тем более, я ещё не всю округу облазил. Кто знает, вдруг этот оборотень… не единственный?

После его слов воцарилась тишина, но потом все дружно загалдели, что с таким защитником можно не бояться даже чёрта! Я посидела ещё немного и потом тихонько выскользнула на вечерние улицы Вольфаха. Намеревалась сразу же пойти к оборотню, но вместо этого гуляла по тёмным улицам кругами часа два, а то и больше, прежде чем набралась смелости.

Когда я подошла, Рикардо уже пришёл в себя и сидел, прислонившись спиной к прутьям решётки. Ожогов на коже от серебристой сети уже не было видно. Только на предплечье виднелась рана, уже сильно затянувшаяся. Кто-то сердобольный кинул оборотню штаны, чтобы тот не сидел в клетке обнажённым.

– А вот и ты, горячая девочка, умеющая стрелять, – усмехнулся оборотень, поскрёб щетину и упёрся затылком о прутья, глядя на меня.

Аманда подходит к клетке. Мои ноздри шумно втягивают воздух вместе с её запахом, проникающим внутрь. Он плотными кольцами тумана скручивается где-то под кожей и остаётся там.

Вдох-выдох.

И с выдохом в холодный воздух вырывается только горячий пар дыхания. А её самой внутри меня становится всё больше и больше. Мысли о ней занимают слишком много места. И кажется, что ещё одной точно не хватит укромного уголка внутри. Но нет. С каждой новой встречей – сотни новых оттенков, впечатлений и едва уловимых движений, замечаемых мной. Которые я нагло краду и прячу внутри. Сейчас на её лице совсем другое выражение, на которое мне больно смотреть. Разочарование? Обида? Злость? Стыд?

Она медленно обводит глазами меня всего, застыв на месте. Пока не говоря ни слова и не делая ни единого жеста в мою сторону. Но лучше бы, подобно недоумкам из Вольфаха, швырнула в меня гнилым яблоком. Молчаливый упрёк в её глазах хуже всего. И я чувствую себя помойным склизким отбросом, валяющимся где-то в придорожной канаве. Виноватом в столь многом, что кажется невозможным исправить и треть из сделанного. Хотя в одном я не виноват. Но и всего другого хватает с лихвой, чтобы захотелось вырвать своё нутро и избавиться от звериной ипостаси. Захотелось так сильно, как никогда прежде. Содрать живьём и отдать дубильщику, пусть бы как следует обработал звериную шкуру, избавил от лишнего и вернул чистой. Такой, какой она и должна быть рядом с малышкой.

– А вот и ты, горячая девочка, умеющая стрелять. Пришла полюбоваться на меня, крошка?

Аманда подходит ближе и стискивает пальцами прутья решётки так сильно, что костяшки белеют.

– Бесстрашная, да? Совсем не боишься зверя? – несу какую-то околёсицу, лишь бы не молчать.

– Нет, мне страшно. Ты даже не представляешь насколько. Но не потому, что я боюсь мразь, растерзавшую бабушку. Мне страшно от того, как ловко ты мог прикидываться кем-то другим. Хорошо повеселился? Сожрал бабулю, а потом в своё удовольствие трахнул её внучку, мороча ей голову. Посмеивался в перерывах над идиоткой, льнувшей к тебе, да?

Голос Аманды тихий и спокойный. Это поражает гораздо в большей степени чем, если бы она кричала, злилась или поливала меня грязной руганью с головы до ног.

– Хорошая шутка, Рик. Я оценила.

– Ты засорила себе голову мыслями об оборотнях, Ами. Может быть, тебе бабушка рассказывала слишком много сказок о волках, что ты и думать не можешь ни о чём другом, кроме волков?

– Да. Бабушка рассказывала мне много сказок. Но лучше бы рассказала, как распознавать гнильё.

– Проще простого, крошка. Держи нос по ветру и впитывай запахи.

Лицо Аманды вспыхивает:

– Ты и сейчас насмехаешься надо мной, Рик. А я придумала очень хорошую шутку для тебя. Сказать, какую?

Я ухмыляюсь. Ничего не могу с собой поделать. Нужно перестать ломаться и убедить её в обратном. Но как можно заверять её в моей невиновности, если я сам чувствую себя отвратительным монстром? Потому я усердно топлю себя в болотной жиже, не делая ни единого движения, чтобы выплыть.

– Давай, я оценю твоё чувство юмора.

– О, тебе понравится, Рикардо. Я гарантирую. Охотник… Настоящий охотник сказал, что многие оборотни могут контролировать свою звериную сущность, не давая ей одержать верх. Но нельзя сдерживать её внутри слишком долго, игнорируя позывы. Рано или поздно она возьмёт своё. Проще говоря, Рик. Ты будешь сидеть в этой клетке долго. Очень долго. Тебя будут кормить, чтобы ты не сдох от голода раньше того времени, как волк прорвётся наружу. Ты неплохо удерживаешь его внутри, но пройдёт один лунный цикл, второй, третий, и потом он завладеет тобой.